Городок провинциальный. Часть вторая

Часть вторая - градообразующая

  В маршрутке по дороге из Волгограда в Ахтубинск я сидел прямо за лобовым стеклом и мог наслаждаться видом из окна почти таким же, как и у водителя.  Дорогу эту я знаю назубок – неоднократно проезжал по ней и пассажиром и на месте водителя. Знаю, казалось бы, каждый поворот и каждый бугорок на этой трассе и все  равно никак не могу привыкнуть к тому, что всякий раз город появляется неожиданно.  Особенно это поражает ночью, когда точно знаешь, что зарево, показавшееся впереди - это город, но потом еще десяток километров колбасишься по степи, а города все нет и нет. Среди холмов и лесов это как-то ожидаемо, а вот в степи - ровной как стол и голой как ладошка – всякий раз удивляет. Ветра в степи, летом иссушающие, зимой студеные – заставляют прятаться населенные пункты по балкам  и займищам, сбивая в тесную кучу  дома,  да еще припудривают их постоянно местной пылью. Мелкой и въедливой. Так что постройки в поселке по цвету, зачастую,  мало отличаются от окрестной степи.   То ли мимикрия, то ли макияж. И вот, когда вы уже совсем теряете терпение,  машина, наконец,  взлетает на гребень вала-водогона, по которому  подают воду из реки на поля, и вот он перед нами - мой родной город.

Вот так выглядит мой город с высоты птичьего полета.

Жаль только, что все "птицы" живут или работают в Городке и поэтому их фотографии  ориентированы на эту часть города. А Петропавловка в верхней части этого снимка за
протокой и мостами.

Но нашлись добрые люди - появилось и фото Петропавловки

Когда-то "секретная" карта Генштаба доступна сегодня также как и Googl'овая

  Рассказывать о родном городе и просто и сложно одновременно. Можно рассказать о нем все что знаешь  и помнишь, руководствуясь историческими и фактологическими данными из Википедии  –  это просто, но долго и с не предсказуемым результатом.  Ведь никто не может гарантировать, что история не окажется инвариантной не только для всей России, но и для маленькой ее части. Все-таки у меня свое собственное, может быть предвзятое,  представление о последовательности и взаимосвязи событий. Уж лучше  просто признаться в любви к городу, в котором родился и вырос,  и это будет, на мой взгляд, примерно,  то же самое, как попытаться описать чувства, которые испытываешь по отношению  к своей голове или рукам. А что – судьба может предложить другие варианты «комплектации»? Расхваливать – получится:  «слава мне любимому», критиковать – так другого  уже не будет. Говорят,  малыши в детстве, стараются не отходить от матери ни на шаг, «запечатывая» в своем сознании  ее голос, запах и «полоски на шкуре», чтобы из сотни  похожих потом отыскивать свою единственную.  Наверное, и место рождения запоминается таким же образом. Как у кого, а у меня первые детские воспоминания связаны именно с городом.  В любом случае рассказ о городе, в котором родился и вырос,  будет  рассказом о себе. Вернее, рассказом о том, что связано у меня с каждой из запомнившихся «архитектурных» деталей.

  Я несколько раз принимался восстанавливать свои детские воспоминания, чтобы понять – каким же я впервые запомнил его. Я имею в виду не только улыбку матери и руки отца, а окружающую «архитектуру». Мать, помниться, вдоволь посмеялась, объясняя мне, что в моей детской голове все перепуталось. Но зато я точно теперь знаю, что мое первое впечатление о городе - это серенькие одноэтажные домишки на горизонте и  высоченная металлическая мачта линии ЛЭП. Вся  в пупырышках  шляпок от заклепок. Где-то в районе Ахтубы. Хотя откуда было взяться в районе Ахтубы в те времена ЛЭП. Скорее всего это была триангуляционная вышка за пределами поселка. Моя мама выбирала для прогулок  со мной, а впоследствии и с внуками,  открытое пространство – степь или займище. Не исключаю, что дойти до мачты в степи «уговорил» свою маму  я – ребенком я был довольно упрямым и «целеустремленным».  Даже в возрасте двух лет. Следующая картинка - деревянный тротуар длиной метров триста от заводоуправления Судоремзавода до старого Дома Культуры Речников и двух многоквартирных домов ИТР завода.  Регулярно ремонтируемый и постоянно щербатый, со стертыми до дыр тысячами башмаков  досками, он был единственной в то время в поселке «транспортной артерией»  с твердым покрытием. Он же являлся постоянной причиной моих сбитых в кровь коленок. По этому тротуару мы с мамой ежедневно ходили  из детского сада,  который я посещал, а она работала  воспитателем, в магазин «на пристани».  Я постоянно  отвлекался, «считал ворон», не обращая внимания на проломленные или горбатые доски, в результате на всю жизнь обеспечил себе шрамы на коленках.  

Слева двухэтажные дома ИТР Судоремзавода - справа на месте этих коттеджей располагался старый Дом Культуры Речников и Городская "взрослая" библиотека

Так это место выглядело раньше. На переднем плане старое здание ДК Речников, слева библиотека, за ними дома ИТР.

Торец здания с двумя окнами когда-то принадлежал деревянному зданию детской поликлиники. Теперь его объединили с детским садом.

Для степного города, где дикорастущих деревьев  хватало лишь на обеспечение жителей дровами, а сады требовали постоянного ухода – полива летом,  защиты от заморозков весной и от лютых морозов зимой, наш поселок  поражал обилием деревянных построек. Многоквартирные двухэтажные дома Поселка Речников и заводчан,  заводоуправление,   речной вокзал,  старый Дом Культуры Речников, детские сады и ясли.  Больницы и поликлиники - взрослые и детские, библиотеки, первое здание ФЗО (теперь ПТУ), школы. Одних только столовых  было не меньше трех. А кроме того магазины,  здания служб быта, сберкассы и различные конторы вроде РАЙПО, автоколонны и МехЛесхоза. Один только рыночный комплекс чего стоил со  своим  крытым павильоном, торговыми рядами  магазинов  и прилавков под навесом.  И это, не считая домов «частного» сектора. А все дело в тех плотах, что пригоняли с верховий Волги, и которые стояли на приколе возле лесопилки на территории Судоремзавода. Плоты разбирали на бревна,  вытаскивая их из воды и складируя на берегу, краны со специальными четырехпалыми захватами.  К зиме на берегу громоздились целые горы бревен. После прекращения сплава плотов по Волге, в начале 60-х появились и проблемы с пиломатериалами для строительства. Началось массовое использование кирпича. Благо глиняный карьер и кирпичный завод в городе имелись. Вот только местный красный кирпич был отвратительного качества. Со временем наладили выпуск  силикатного кирпича на гипсокомбинате, опять же из местного сырья. С тех пор  карьер и завод по выпуску красного кирпича закрыли. Во времена перестройки его попытались реанимировать, но судя по всему неудачно – сейчас карьер и остовы корпусов завода цепляют глаз своей опустошенностью всякий раз,  когда проезжаешь мимо по дороге  через  Ахтубу.

 Городская детская библиотека

Дома ИТР Судоремзавода

 А эти здания практически не изменились

Вот в этом месте когда-то были проложены мостки и существовал даже классический "горбатый" мостик

Деревянные здания Поселка Речников все облицованы и обеспечены центральным отоплением

 Еще одной отличительной особенностью Петропавловки являлись, безусловно, колодезные журавли.  Во Владимировке и Ахтубе, расположенных на высоком материковом берегу реки, колодцы тоже были, но даже самые «мелкие» из них были глубже двадцати метров. А расстояние до воды в двадцать пять метров было нормой, и достать ее можно было только при помощи ворота. Его ручку приходилось долго вертеть, выслушивая жалобный скрип, прежде чем над срубом колодца показывалось ведро с водой.  Да и вода в колодцах была солоноватой. В лучшем случае. Снабжение водой осуществлялось через водоразборные колонки. Водокачка стояла на берегу Ахтубы рядом с железнодорожным мостом. Поэтому и сады во Владимировке и особенно Ахтубе были редкостью. Я видел только вишневые деревья. А в Петропавловке зелень буйствовала вплоть до августа месяца. По весне в колодце  рядом с домом моих родителей до воды было не больше двух, двух с половиной метров.  И вода была «родниковой» - за ней приезжали все наши знакомые из Городка. А родники я видел сам, когда помогал чистить колодец. Вот, что значит пойма реки.

Руины водокачки

А когда-то было красивое сооружение

Панорама площади Суворова от крыльца бабушкиного дома

Сейчас на снимке в этом направлении доминировало бы здание школы №3

Слева деревянный дом моих родителей еще в стадии отделки.

Мне здесь года четыре. В руках у меня любимая игрушка - пневматическая винтовка. Правда, без приклада. Сегодня на снимке справа за моей головой  был бы виден дом соседей.

  А вот другое яркое воспоминание из детства – мы с мамой прогуливаемся по красивой набережной, украшенной ажурной металлической решеткой, как  оказалось,  связано  совсем с другим  городом  – Сталинградом. Правда, мама утверждала, что мне тогда было всего два года, и помнить эту поездку родителей в Ростов-на-Дону с посещением Сталинграда, я, просто, ну, никак не должен. Не знаю, а я почему-то был уверен, что помню - видел, стоя на набережной, как отец залезал в кузов бортового армейского грузовика, и помахал нам с матерью рукой, когда грузовик тронулся.

  Момент первого посещения моим сыном Волгоградской набережной задокументирован

А такой ее увидели внуки

  Но все-таки осознанное восприятие мною города произошло уже где-то в возрасте четырех лет. После какой-то затяжной болезни, связанной с горлом, и длительного домашнего заточения, мне позволили выйти на крыльцо бабушкиного  дома, и я увидел сверкающий нестерпимым блеском под лучами февральского солнца снег. После  теплой домашней атмосферы, настоянной на  запахах  квашни и свежевыпеченного хлеба, вытопленного овечьего жира и каких-то медикаментов, воздух на улице казался кристально чистым и вкусным, как родниковая вода. С высокого крыльца стоящего на гребне гривы дома  я смотрел на лежащее передо мной огромное поле, покрытое искрящимся  снегом.  На этом поле впоследствии смогли разместиться  типовая трехэтажная школа со стадионом, приусадебным участком и зданием котельной,  несколько частных домов, в том числе дом моих родителей, и, даже, детский сад. Но все это появилось позднее. Правда, детский сад так и не смогли достроить и мальчишки не только моего поколения, но и значительно позже, еще  играли на «графских развалинах» кирпичных стен и бетонного фундамента. Весной на этом поле начали строить небольшой деревянный дом для моих родителей, а уже поздней осенью по морозцу в новый дом из бабушкиного  перетащили и мою кровать, предварительно  опалив металлическую раму огненным факелом. Закончились мытарства моих родителей по съемным квартирам – я-то все равно, по большей части,  жил в бабушкином доме, ночуя на огромном, как мне тогда казалось, сундуке, пристроенном в кухонном закутке напротив русской печи.

   Ходили мы в свой дом по  тропинке через  бабушкин двор вдоль плетня – изгороди из прутьев тальника. Обычно, в конце зимы дед привозил на огромной подводе, запряженной волами,  целую гору лозы, нарубленной на косе посреди затона. Делалось это зимой потому, что только по льду затона можно было добраться непосредственно до зарослей тальника, минуя густое мелколесье, покрывавшее косу. А по весне начиналось обновление плетней. Через бабушкин двор мы ходили не только в силу привычки посещать  бабушку, но и потому, что вся  уличная площадь перед нашим домом, начиная  от границы соседского участка вплоть до места, где сейчас находится крыльцо школы, превращалась в непогоду, то есть, во время осенних дождей, зимней слякоти и весенней распутицы в одно огромное болото.  Огромная плоская ложбина, сложенная суглинками, держала дождевую и талую воду не хуже корыта.  И сильно напоминала то самое корыто,  в  котором  месят  глину,  прежде чем покрыть ею стену,  сплетенную из лозы или собранную из камышовых матов.  Поэтому люди пробирались по нашей «площади Суворова», а именно так она называлась официально,  только вдоль заборов, рискуя оставить в непролазной грязи сапоги и боты, а машины старались объехать эту топь стороной. И зимой от этого ледяного поля тоже было мало проку – слишком мелкое, оно все было покрыто будыльями засохшей травы,  мешавшей кататься на коньках. Зато вполне подходила для игр на аналогах «скелетона» - коньках, закрепленных, попросту прибитых, на деревянной платформе, чаще всего днища овощного ящика, на которых катались, сидя на коленках и отталкиваясь палками с гвоздями вбитыми в их концы для исключения проскальзывания палок на льду. 

Традиция не умерла и сегодня

  Когда началось строительство школы, то целый месяц грузовики, не сравнить, конечно, с теми, что бегают по улицам сегодня, но и не маленькие – МАЗы с зубром на капоте,  ЯАЗы с медведем и ЗиСы  возили песок  и грунт на то место, где сейчас располагаются школьный  двор и стадион.

Этот самосвал ЯАЗ казался нам монстром 

Самосвал ЯАЗ

Его брат близнец МАЗ

    Бабушкин дом стоял на берегу ерика – ложбины, одной из многочисленных проток, по которым вода в половодье катила через поселок.  В межень, летом, ерик пересыхал и превращался в обычную извилистую улицу с несколько странным профилем в виде глубокой канавы или оврага.  Все дома поселка, точнее, села Петропавловка,  были построены вдоль таких ериков, располагаясь на их берегах - гривах. Каким образом сформировалась сеть, конфигурация, этих каналов – непонятно, но дома, или правильнее, отдельные улицы  села имеют очень давнюю историю. Это притом, что берега ериков никак не укреплялись, а в отдельные годы во время большого паводка дома и вовсе стояли по колено в воде, и сообщение в заречной части города осуществлялось только при помощи лодок, причаливавших прямо к крыльцу.  Поэтому дома ставили на высоких сваях, прикрытых засыпной завалинкой, что разительно отличало заречные постройки от приземистых домов на материковом степном берегу.  С осени на дне ям (углублений  в русле ериков) собиралась вода, которая, замерзая, образовывала  отличные катки. На улице Фрунзе - нынешняя Пархоменко, яма была размером со стадион.  Мальчишки вовсю гоняли на коньках по этому «естественному» катку. Склоны  ериков становились зимой непревзойденными горками. Та же яма на Фрунзе была глубиной никак не меньше десяти метров. По крутому склону, да еще облитому  водой, летели на санках или на коньках  так, что захватывало дух, но чаще просто сидя на фанерках. Среди мальчишек считалось высшим шиком прокатиться с этой горки, стоя  на прямых ногах. 

Улица Пархоменко, бывшая Фрунзе

Еще лет двадцать пять назад здесь была вполне приличная яма

Сейчас о ее былом величии можно только догадываться 

Улица Шевченко - яму просто застроили. Как говорили в наше время -прирезали к двору.

А мимо этой ямы, по другую сторону улицы Красный Дон, люди крались вдоль заборов справа и слева - такие крутые стенки у нее были. И глубины вполне хватило бы чтобы утонуть.

 Поздней осенью по прихваченной морозцем луже в этой яме рядом со школьным зданием начальных классов  мы гоняли "кошму", то есть, бегали по тонкому льду, топая синхронно ногами - лед "шел" волной 

Сейчас здесь "гора" бытового мусора

Ерик за бывшей школой №5

 Улица Шубина - все тот же знакомый профиль

Яма рядом с переездом

Ерик, побывавший и городским парком и не состоявшимся стадионом

Когда-то самый "ярый" ерик в поселке - улица К. Маркса.

Ерик сворачивал налево

Говорят, здесь было самое быстрое и бурное течение 

Улица 8 Марта.

Начало улицы 

  Вода, вообще, была главным ландшафтным архитектором поселка. Именно она определяла ширину улиц-ериков, их направление и длину. Регулярное весеннее половодье, превращавшее поселок в маленькую Венецию, не оставило в моей памяти никаких следов. Может быть просто потому, что мы с матерью в то время жили в поселке Ахтуба, стараясь быть поближе к воинской части, в которой тогда служил отец  и «за реку» в Петропавловку наведывались редко. К тому времени, когда я повзрослел настолько, что стал осознавать и  «запоминать» внешние события в их последовательности, поселок  уже «обваловали», точнее, замкнули вокруг поселка и сельхозугодий колхоза кольцо земляных насыпей. Но следы, свидетельствующие о половодье,  оставались в поселке еще долгое время. Одним из таких следов был деревянный помост на сваях и небольшой горбатый мостик через пересыхающий летом ручей на дне ерика неподалеку от дома, в котором жила семья моей жены. Летом этот мостик поперек сухой улицы  просто-таки  поражал воображение. Но маленьким я обязательно сворачивал с тропинки на мостик, чтобы пробежать по мосткам, гулко отзывающимся на топот моих  сандалий. Еще долгое время, по крайней мере, это я уже отчетливо помню, весной в половодье вода выступала в ямах, как говорили - «пОтом», заполняя их настолько, что мальчишки, в частности мой младший дядя,  не только плескались, но и плавали в этих озерцах. И стояли эти озерца едва ли не до конца лета. Но постепенно поры в земле заилились, заросли и сейчас даже во время  самых высоких паводков, когда порой от уровня воды в реке до верхнего бьефа валов оставались всего лишь считанные десятки сантиметров, вода в ямах не выступает. Возможно, поэтому и в колодцах Петропавловки вода  повсеместно стала соленой.

Вот так выглядит пойма Волги в районе Ахтубинска во время половодья. На каком-то из таких островов располагалась и Петропавловка.

  Но и после обвалования ерики еще использовали как естественные водоемы для полива. Ерик, который брал начало  рядом с железнодорожным  мостом  и проходил вдоль железнодорожной насыпи,  разветвлялся впоследствии на несколько рукавов.  Тот рукав, который поворачивал на полдороги в сторону займища, заполнялся по весне водой из реки через трубу и служил водохранилищем для полива колхозных садов, расположенных по его берегам.  Я еще застал времена, когда эти сады охранял сторож вооруженный берданкой, а среди мальчишек самой популярной страшилкой был рассказ о заряде крупной соли, выпущенном из такого ружья и застрявшим в мягких  тканях спины  убегающего воришки.  Мне, слава богу, довелось только слышать, как стреляет  берданка сторожа. Вид кружащихся в воздухе после выстрела клочков бумажного пыжа впечатляет. Что там помстилось дедку-сторожу  неизвестно, потому что мы компанией просто шли по дороге мимо, не предпринимая даже попыток перебраться через окружающий сад плетень.  Судя по всему – пальнул для острастки. Или заскучал. 

  Рукав на своем протяжении,  имел две крупных ямы, в одной из которых, называемой Круглым озером, все местные жители купались, пока в Ахтубе вода не прогревалась до комфортной температуры. Купальный сезон на Круглом озере продолжался с конца мая до начала июля. Причем купались там и дети и взрослые. Вторая, не столь глубокая,  яма располагалась в конце улицы Красный Дон. У нее были такие крутые склоны, что автомобили еще долгое время после того как она перестала заполняться водой не могли пересекать ее напрямую и были вынуждены объезжать ее  вокруг. На других рукавах также были ямы – самая крупная, на Фрунзе, несколько на улицах  Шевченко, Рылеева и Красной.  В озере на  Красной все окрестные мальчишки ловили рыбу. Хотя, какая там рыба – головастики.  Все, что, более  или менее,  успевало вырасти, выгребалось взрослыми посредством бредня, протягиваемого  от одного берега до другого.

Когда-то по берегам этого ерика располагались обширные колхозные сады

Там где сейчас видна земляная перемычка поперек ерика - был деревянный мостик из бревен в несколько накатов. За мостиком - озеро.

Здесь было прекрасное озеро правильной формы с чистой водой и песчаными берегами - Круглое озеро

  И все же самым ярким впечатлением от паводка являлось установление судоходного сообщения между Петропавловкой и  Владимировкой и маевки. Начало паводка почти всегда совпадало с майскими праздниками.  И местом массовых гуляний населения  второго мая служил остров  по соседству с тем, на котором располагалась  Петропавловка. Разделяла два острова протока - Затон.  На противоположном берегу затона устраивался временный причал и магазины, а между речным вокзалом и этим временным причалом ходили несколько паромов и речной трамвайчик.  Паромы отправлялись по мере заполнения людьми. И сновали довольно часто. Весь остров оглашался бравурной музыкой, несущейся из громкоговорителей,  закрепленных на деревьях – в общем, дискотека на природе.  Очевидно, обременительная необходимость по окончании мероприятия прочесывать остров в поисках разбредшихся захмелевших гуляк, привела к переносу в середине шестидесятых места маевки на окраину Петропавловки.  Сначала в район, где сейчас находится насыпь автомобильного моста, а позже - в лесок рядом с пляжем на Колмынке.

  С началом паводка один из небольших дебаркадеров перегонялся из порта в район извоза во Владимировке. И пока стояла высокая вода, от речного вокзала до этого дебаркадера во Владимировке регулярно ходил речной трамвайчик. Во время майской жары путешествие по реке на трамвайчике было гораздо приятнее тряски в душном автобусе, да еще связанного с пересадками у железнодорожного моста. А еще на этом трамвайчике почему-то всегда продавались пакетики с жаренными арахисовыми орешками. Для меня вкус жареного арахиса так и остался  вкусом детства.